Алтасара нигде не было видно. Леша испуганно огляделся, вздрогнул от хлопка двери.
В глубине коридора показалось непонятное светлое пятно и подойдя ближе, Леша увидел кусок простынки. Потом он заметил железные ножки кровати и только потом – силуэт лежащего на кровати человека.
Всё внутри кричало «Не подходи», но Лешины ноги сами ползли по длинному коридору. Шаг за шагом. Всё ближе и ближе.
Ставни резко стукнули, окно открылось, и коридор заполнился гнилыми осенними листьями. Леша встал столбом, боясь пошевелиться от страха. Ледяная капля пота заползла под футболку и пощекотала между лопатками. Странно, но от этого Леша успокоился. Значит, живой. Значит, пока не умер.
– Это была осень, – вдруг раздался в ухе отцовский голос. – Я потерял всё первого сентября девяносто девятого.
– Папа, – прошептал Леша.
– Я не он, – ответил голос. – Или он. Я все его страхи, все его черные мысли, все его сомнения и злоба. Я мальпир, созданный им. Я тот, кто затащил его сюда. Я тот, кто должен остаться здесь навсегда. У меня – его воспоминания.
Леша хотел ответить, но губы отказывались шевелиться, будто после посещения стоматолога.
– Мы познакомились в Воронеже, – прохрипел голос. – Я вернулся из армии. Она хохотала громче всех. Я не знал, что она была беременна. И больна. Она умерла через три месяца после твоего рождения. Три месяца и четыре дня. Я не успел узнать ее, чтобы скорбеть как следует.
В углу, рядом с кроватью, Леша разглядел сгорбленную фигуру Алтасара. Сейчас, в темноте, в этой странной больнице, мальпир так напоминал отца, что Леша, забыв о страхе, двинулся к нему.
– Стой! – прохрипел Алтасар. – Не приближайся. Слушай дальше. Она умерла, мне отдали ребенка. Мне было двадцать три. У меня не было работы. Я едва сводил концы с концами. Я стал отцом и не знал, что с этим делать.
– Это неправда, – в глазах у Леши защипало. – У нас всегда были деньги. Мы ездили в Европу! Сколько я себя помню, ты занимался бизнесом!
– Хах, – кашлянул Алтасар. – Всю жизнь думал, что я крутой бизнесмен? Зря. Я ничего не стоил. Я не мог заработать ни копейки. Когда ты родился, я…
Алтасар прервал свой рассказ, бросил тяжелый взгляд на кровать, затем на окно. Он стоял, прямой, вытянутый, как струна, и совсем чужой. Сходство с отцом рассеялось в одно мгновение.
– Ты придумал Алтасара, чтобы он помог тебе? – спросил Леша тихо. – Он был твоим помощником в бизнесе?
– Нет. В ту ночь, когда ты родился, я придумал Люка Ратона. Я поклялся, что никогда не стану таким, как моя мать, не возьму ее проклятый дар, но я был один, без работы и с ребенком. И я решился.
– Люка Ратона? – прошептал Леша.
– О, этот парень был гением. Он мог, – Алтасар дернул губой, и обожженная часть лица исказилась вспышкой боли, – мог зайти в любую дверь. Он был изобретателен. Умен. Хитер. Он был лучшим. Он был моим верным слугой, но с каждым годом мне хотелось всё большего. И Люк Ратон был рядом. Ему нужны были мальпиры. Мальпиры, делающие его сильнее. И я создавал мальпиров, хотя знал, что это запрещено. И однажды я потерял контроль.
– Контроль?
– Люк Ратон хотел быть свободным. Хотел быть мной, а не служить мне. Сдерживать его было всё труднее. И тогда я сделал единственное, что мог. Я создал последнего мальпира и разрешил Алтасару завладеть моим телом и увести меня в Лимбо. Туда, где Люк Ратон никогда меня не найдет, потому что эти воспоминания закрыты от него навсегда. И туда, где он никогда не достанет твою мать. Я писал книгу про Люка Ратона четырнадцать лет. И тогда, когда случился пожар, я написал последнюю главу. Я не хотел, чтобы Ратон сбегал в Эль-Реаль, но всё-таки написал про это. Я ничего не мог поделать. Эта история писала меня, а не я.
– Елена, – прошептал Леша, – если она была в книге, если сбежала с Алтасаром, значит, она тоже… эскрит?
– Я не должен был этого делать, – глухо проговорил Алтасар. – Когда твоя мать умерла, я был в порядке. Но потом почему-то решил, что мы должны быть вместе, что я больше не встречу такую, как она. Елена из Альто-Фуэго была ее тенью. Как я ни старался, я не мог дать ей той живости, что была в твоей матери. Не мог восстановить ее тембр голоса, манеру смеяться, петь, носить странные платья. Я забыл, что я не бог, а всего лишь идиотский инсептер! Не творец, а ремесленник!
Алтасар закрыл лицо узловатыми руками и беззвучно заплакал.
– И что было дальше? – спросил Леша, не решаясь подойти ближе.
– Я не учел одного. Люк Ратон был частью меня. Я его придумал. И неудивительно, что мы с Люком хотели одну и ту же женщину. Только у него на пути стоял я. И ты.
– И ты создал мальпира.
– В последний раз. Я создал Алтасара, самого сильного и хитрого, и позволил ему занять мое тело. Тот пожар. Ты помнишь пожар? Конечно, помнишь. Это случилось тогда. Год назад.
– Почему ты отправил меня на Кипр? – выкрикнул Леша, захлебываясь в резком, внезапном потоке слез. – Почему не звонил? Я целый год был один! Ты был мне так нужен, ты…
Леша повторял эти слова, комкая край футболки.
– Потому что это уже был не я! – рявкнул Алтасар.
– Зачем тогда заставил вернуться?
– Я сразу понял, что произошло, – сказал Алтасар. – Сразу, когда увидел тебя в больнице. Ты принюхивался. Ты не помнишь, но пожар мерещился тебе. Я знал, что через год, когда тебе исполнится пятнадцать, всё уже не будет по-прежнему. Но на этот год я хотел оградить тебя от всего. Ты уехал к морю. Море помогает забыть об огне.
– Но я вернулся.
– Да. Больше всего я боялся, что мир Эскритьерры затянет тебя в чужой стране, где некому помочь, а я потеряю себя окончательно. И я отправил тебя в школу – единственную в Москве, где четыре ключевых зоны. Школу, в которой, я знал, всегда были акабадоры. Я верил, что они помогут.