Такси из «Внуково» довезло их до школы от силы за полчаса. В этот раз водитель попался неразговорчивый, и Леша наконец-то был предоставлен своим мыслям и разглядыванию фур на МКАДе. Москва помаргивала новогодними гирляндами. Леша смотрел сначала на вереницы одинаковых блочных домов, потом на пылающий центр и всё никак не мог понять, любит ли он свой город или нет. Еще пару часов назад в Питере он мечтал вернуться, а сейчас ехал по ночной столице и не знал, почему все его ужасы никуда не делись, и от перемены мест ничего не изменилось.
Школьный охранник пьяно посапывал на рабочем посту, и Леша с Никитой добрались до комнаты без выговоров и происшествий.
– Я морочо, – сонно пробормотал Леша, заворачиваясь в одеяло.
Никита ничего не ответил. Он лежал, отвернувшись к стене.
– Никит?
– Чего?
– Я, – Леша замялся, – я просто хотел поговорить. Я наконец узнал, кто я такой, почему я ни инсептер, ни акабадор. Мне, знаешь, стало спокойнее. Хотя Вагазов сказал, что я могу умереть, если мы не спасем Альто-Фуэго. Никит?
– Я сплю, – прохрипел Анохин, не поворачиваясь. – Давай завтра об этом.
Леша глядел в потолок, задумчиво водил пальцем по дырке на простыне и думал: хорошо, ему нужно найти Люка Ратона, чтобы спасти отца. Но зачем это всё Никите Анохину?
Утро тридцать первого декабря было тихим. Снег падал и тут же таял. На школьных окнах помаргивала унылая гирлянда. Леша с Никитой были единственными, кто остался в школе из учеников. Все, даже те, кто жил очень далеко от Москвы, уехали, и буфетчица тетя Варя, сжалившись над «бедными касатиками», принесла Леше с Никитой в комнату кусок пирога.
– Ну прям как в твоей прошлой жизни, Мышкин, – буркнул Анохин, отламывая пирог. – Рум сёрвис.
Леша сидел на подоконнике, подставив спину сквозняку. Конверт, который передал Вагазов, был спрятан под подушкой. Никита ждал, когда наконец его откроют, но Леша, сам не зная почему, всё откладывал. Едва он думал о том, что внутри, под ложечкой неприятно посасывало, и ощущение опасности, неотвратимой, ужасной, тревожно покалывало пальцы.
– И? – Анохин поднял глаза к потолку и стал изучать трещины на штукатурке.
– Что «и»? – переспросил Леша.
– Когда откроем письмо?
– А почему тебя это парит, Сибирь?
– Ты идиот, Мышкин? – бросил Никита. – Мы четыре месяца гоняемся за Люком Ратоном. В конверте – все ответы. Мы должны были открыть его еще в самолете!
– Я морочо, – ответил Леша невпопад. – И инсептер, и акабадор. Странно, черт.
– Почему странно?
– Я не такой, как все. Не такой, как ты, как…
– Конечно, не такой, как я! – неожиданно огрызнулся Никита. – Как ты замучил меня своим «я морочо, я морочо»!
– В смысле – замучил? – опешил Леша. – Я же не знал этого раньше! Я узнал, почему мой инсептерский запах трудно почувствовать, что мои эскриты могут передвигаться по всей Эскритьерре! Что я умру, если Альто-Фуэго погибнет!
– Ну, смотри не раздуйся от гордости, особенный ты наш, – процедил Анохин. – Задолбал.
– Сибирь, – Леша поднял бровь. – Да ты никак завидуешь!
– Я просто устал, – шепнул Анохин. – От тебя. Тебе всё достается легко. В эту школу конкурс пятьдесят человек на место, а ты со списанным сочинением поступаешь. Ты у нас и инсептер, и акабадор. Альфа и омега, черт тебя дери. Спорт – смен, красавчик, даже мисс Холодное сердце Марина Кахиани пустила скупую слезу, когда наш избранный садился в такси! Ненавижу таких, как ты!
– Заткнись, Анохин, – ответил Леша миролюбиво. – Зависть – плохое чувство.
– Твой отец во власти мальпира. Чему тут завидовать?
– Да, мой отец. Так зачем это всё тебе! – неожиданно выпалил Леша, и внутри у него отчего-то всё сжалось.
Анохин молчал. Хмурился. Хотя в комнате гуляли сквозняки, на Никитином лбу выступили заметные капли пота.
– Никит, – Леша встал и подошел к напарнику ближе, так, чтобы видеть, как бьется на шее Анохина беспокойная жилка. – Ты единственный из акабадоров, кто знает, что я инсептер. Помнишь, когда мы бежали из «Доктора Живаго», ты заставил меня прыгнуть в портал?
– А что, хотел попасть в руки Быкову?
– Ты знал, что инсептер не может пройти портал. И ты всё равно заставил меня прыгнуть. Почему? Ты думал, я умру?
– Конечно, нет, – раздраженно ответил Анохин. – Ты не примкнул к инсептерам. Значит, ты не инсептер. Всё просто.
– Но обычный человек тоже не может пройти портал. Иначе Таню Бондаренко выбросило бы из собственного туалета на улицу, как это произошло с нами. Почему ты заставил меня прыгнуть? Почему, Никит?
– Потому что у тебя на руке огромный ожог, – огрызнулся Никита, – ежу понятно, что это поворотный момент! Что ты был между жизнью и смертью!
– А если нет? – крикнул Леша. – Ты сделал вывод по одному ожогу? Если ты знал, что я могу быть акабадором, почему ты сомневался в моих догадках насчет Вагазова? Ты знал, что я морочо! Знал с самого начала!
– Хорошо! – заорал Анохин. – Ладно! Я видел, как тебя в первый раз затянуло в портал! В душе! Видел!!! Ты не мог попасть в портал! Но ты попал! Поэтому я и пошел в чертов «Живаго»! Узнать, кто ты такой, Мышкин!
– И как, узнал? – процедил Леша и схватил напарника за ворот рубашки. – Ты мог сказать! Ты мог сказать мне о морочо!
– Да не знал я ничего о морочо! Даже слова этого не знал! Я только знал, что эти люди есть и что их мало! Отпусти меня!
– Черта с два! – Леша вцепился Никите в плечи. – Зачем тебе моя книга? Зачем тебе Люк Ратон?
– Отвали, Мышкин!
– Ты знаешь, что я умру, если Альто-Фуэго погибнет? Если Люк Ратон не вернется в город?