– Вы из пятнадцатого вагона, мужчина?
– Конечно, – ответил он бархатным баритоном.
– Паспорт и билет давайте, – ответила хорошенькая проводница, даже не улыбнувшись.
– А у меня их нет, – заявил мужчина. Он выбросил сигарету и подошел ближе, так чтобы проводница чувствовала запах его одеколона и перегара.
– Молодой человек, – сказала она строго, – паспорт и билет.
Мужчина похлопал себя по карманам куртки и виновато развел руками: ни паспорта, ни билета.
– У вас электронный? – сжалилась проводница. – Фамилия ваша?
– Гуттенберг, красавица, – улыбнулся мужчина. – Джон Гуттенберг.
– Нету такого, – она проверила список. – Мужчина, у вас точно пятнадцатый? Отойдите, не задерживайте.
В этот момент Джон Гуттенберг совершил отчаянный рывок, пытаясь попасть в вагон, но проводница оказалась не так проста. Она оттолкнула его обеими руками и взвизгнула фальцетом:
– Я сейчас полицию вызову, мужчина! Нельзя в поезд без билета!
Около вагона собрались зеваки. Джон Гуттенберг щурил зеленые глаза, подмигивая проводнице.
Анохин кивнул: пора. Пока всё внимание девушки было приковано к Гуттенбергу они с Лешей запрыгнули в вагон, пробежали его насквозь и заперлись в туалете.
Вагон оказался плацкартным. Из своего убежища Леша слышал десятки голосов. Кто-то нетерпеливо дернул ручку.
– А ну пусти! – рыкнул мужской бас. – Мне отлить охота!
– Долго мы так не высидим, – сказал Леша, шлепнувшись на унитаз. Никита стоял у двери, прислушиваясь к звукам к той стороны.
– Гуттенберг остался на платформе, – вздохнул он. – Мы не можем уехать в Питер, оставив эскрита в Эль-Реале.
– И как его вернуть?
– Нужно выйти, – Никита посмотрел на Лешу, как на идиота. – Вроде всё чисто.
Он приоткрыл дверь и высунул нос наружу. К счастью, мужчина, желающий отлить, уже ушел.
– Вот он! – в окно Леша увидел Джона Гуттенберга на платформе. – Давай, разрежь окно стилом!
– С ума сошел? – Никита покрутил пальцем у виска. – А увидит кто? Давай-ка его лучше откроем.
Он привстал и дернул на себя тугую задвижку. С третьего раза она поддалась.
Никита высунул руку со стилом в окно и чиркнул им по воздуху.
Красная линия зажглась и сразу же погасла.
– Не получается, – сказал он. – Ключевая зона… дальше, – он закряхтел. – Подержи меня!
Леша схватил Анохина за ноги, так что подошвы Никитиных ботинок едва не уперлись Леше в щеки. Анохин наполовину вылез наружу, умудрившись просунуть даже голову.
– Сейчас, сейчас, – шептал он, пытаясь сотворить портал.
Наконец две линии зажглись в воздухе.
– Прыгай, Джон! – хотел крикнуть Леша, но Никита его остановил:
– Куда прыгай, люди смотрят!
– А когда?
– Сейчас!
– Прыгай, Джон!! – крикнули они хором, и эскрит Джон Гуттенберг исчез в портале.
– Кажется, пронесло, – прошептал Леша. – Мы в поезде.
– Кажется, да, – кивнул Анохин. – Так, давай обратно в сортир!
– Провожающие есть? Провожающие? – раздался голос проводницы. – пять минут до отправления.
– Быстрей в сортир! – скомандовал Леша. – Давай!
Но было поздно.
– А вы что тут делаете, молодые люди?
Проводница уперла руки в бока. Ее голубые глаза в обрамлении пушистых ресниц смотрели грозно.
Их выволокли на платформу, как котят. Леша даже не сопротивлялся.
– Да что же это такое! – всплеснула руками девушка. – Одни безбилетники! Идите отсюда!
Анохин сморщился: пошли, не получилось. Леша смотрел на хмурое лицо девушки, на ее грозно сдвинутую набок шапку. Питер, Питер, ты был так близко!
– Идите ребят, четыре минуты до отправления, – сказала проводница уже дружелюбнее, заходя в вагон.
Ты что, так просто сдашься, Мышкин?
– Идите, пока я полицию не вызвала.
Раньше бы ты сдался.
И сам не понимая, что делает, Леша бухнулся на колени прямо на ледяную платформу. И, ничего не спрашивая, следом за ним рухнул Анохин.
– Девушка, – сказал Леша, стараясь вложить в слова все чувства, – нам очень нужно в Питер. Очень. Иначе мой отец умрет. И целый город поглотит тьма.
– Постыдились бы, – хмыкнула проводница.
– Он говорит правду! – хрипло выкрикнул Анохин.
Молоденькая проводница бросила на них быстрый смущенный взгляд. Было видно, что она не привыкла к мужчинам, стоящим перед ней на коленях, пусть даже мужчинам пятнадцатилетним.
– Тысяча рублей, и езжайте на багажных полках, – сказала она наконец.
– Нет тысячи, – расстроился Леша. – Есть пятьсот. И… пиво. Он расстегнул куртку и вытащил из толстовки банку «Балтики». Еще холодное, – зачем-то добавил он.
Проводница косилась то на пиво, то на Лешу. Было видно, что в ее душе происходит ожесточенная борьба между природной мягкостью и стремлением во всём подчиняться правилам.
– Новый год же скоро, – надавил на больное Леша.
– Так важно совершить перед Новым годом доброе дело! – поддакнул Анохин.
Проводница сняла шапку, нервно взбила белые кудри и обреченно махнула рукой.
– Ладно, – тихо сказала она. – Быстро в вагон.
Лешу с Никитой не нужно было просить дважды. Они запрыгнули внутрь как раз, когда поезд пыхнул и медленно покатился по платформе.
– Возьмите, – он протянул проводнице банку и пятьсот рублей.
– Только пиво, – сказала она, строго одернув пальто. – И если полиция – прячьтесь как хотите. Матрацами накрывайтесь.
Поезд мерно постукивал колесами. В коридоре помаргивала тусклая лампа, гуляли сквозняки и пахло копотью вперемешку с колбасой. Мышкин лежал на грязном матраце, вцепившись в край багажной полки. Потолок был почти под носом. Страшно, черт его дери. На соседней полке пытался заснуть Анохин. Его матрац опасно сполз, и Никита нервно поправлял его ногой.