Инсептер - Страница 61

– Использовать эскритов в своих целях запрещено, – строго отвечал Никита. Леша тут же напоминал, как напарник заставил его создать первого эскрита Джона Гуттенберга и отправить его на важное дело. Интересно, как у него там дела, в Альто-Фуэго?

– Никит, а почему ты решил стать акабадором? Почему люди вообще становятся акабадорами? – как-то спросил Леша.

– Мы переживаем поворотный момент, – уклончиво ответил Никита.

– Многие в переделки попадают, в аварии, но далеко не все становятся акабадорами.

– Записи о нас появляются в книге Эскритьерры. К нам приходит эскрит и приносит стило.

– Получается, всё предопределено?

– Получается.

– Интересно, почему инсептеры связаны с самым страшным воспоминанием акабадора? Почему они провоцируют это воспоминание? – задумался Леша.

– Это память поколений, – ответил Никита. – Мы должны узнавать друг друга. Акабадорский дар не передается по наследству, но я часто думаю, что не просто так мы становимся акабадорами. Есть в нас что-то еще, кроме поворотного момента.

– Я тоже так думаю, – согласился Леша.

Ему казалось, что Николай Витсель рассказал далеко не всю правду об акабадорах и инсептерах. И стоит только найти недостающий кусочек огромного мозаичного панно, как всё сложится – отец вернется домой, Альто-Фуэго будет спасен. Стоит только найти!

Veinticuatro/ Бейнтикуатро

Леша заправил треники в носки, чтобы не задувало. Замотал половину лица шарфом, моргнул.

– Варежки натяни, – физрук Бумер поправил на Лешиных руках «варежки» – тонкие шерстяные перчатки.

Рядом мялся класс, неуверенно крутя руками и ногами в качестве разминки. Анохин выдохнул паровое облачко и сморщился, когда Бумер попытался натянуть ему шапку на лоб, почти до глаз.

– Пятьдесят седьмая прислала одиннадцатиклассников, – сказал физрук, оглядываясь на рослых высоких парней. Пятнадцать-тридцать пять – десятый. Леш, Никит, – он перешел на шепот. – Вы уверены, что можно… этих? Выпускать? Меня ведь если что… уволят в лучшем случае.

– Уверен, – твердо кивнул Мышкин, хотя ни в чем не был уверен.

Уговорить физрука послать на забег именно их класс оказалось непросто. Добродушный с виду Бумер уперся рогом: нет и всё. Когда в очередной раз Леша подкараулил его у зала, то и вовсе разорался:

– Ты видел их, Мышкин?! Мне тут проблемы не нужны с мамашами и папашами! Хотите бегать с Анохиным – бегайте Христа ради! Хочешь, я вас вдвоем на забег запишу? Сделаем вид, что вы из другого класса! Пожалуйста! Беги куда хочешь! Только не проси меня ваш класс на зимний забег выпустить!

– Нет, – упрямо повторил Леша. – Нам надо всем классом. Мы тренировались. Много тренировались.

И наконец, увидев однажды, как колючим декабрьским утром девятый «А» гурьбой идет на пробежку, Бумер махнул рукой и сдался.

Осталось только выиграть.

Леша поправил на спине бумажку с цифрой «тринадцать». Ужасный всё-таки номер у их школы – ничего не сделал, а уже неудачник. Шмыгнул носом. В горле защипало – то ли от холода, то ли от начинающейся простуды.

Их соперники держались в сторонке, весело переговариваясь. Высокие парни с низкими, сломанными голосами. Болтливые девчонки в одинаковых синих и желтых куртках. Пожалуй, слишком болтливые.

Из школы за Лешин класс пришло поболеть несколько человек, но большинство отказалось вылезать из теплой постели и спозаранку тащиться в Лужники.

Наконец толпа успокоилась, и участники соревнования выстроились у линии старта, пряча коченеющие ладони в карманы. Бумер, а вместе с ним и два других физрука – маленькая женщина в черном костюме «адидас» с тремя полосками по длине рукава и накачанный парень с лошадиной челюстью – встали перед учениками.

– Спортсмены! – изрек парень, выпустив облако молочного пара. – Бежим три километра. Время считаем по последнему из класса. Все себя хорошо чувствуют?

Послышалось нестройное «да». В школе им померили давление и пульс. Лешин частил от волнения.

– На старт, – сказала маленькая женщина в «адидасе».

– Так, все помнят стратегию? Сначала медленно, бережем дыхалку. После первого километра ускоряемся, – прошептал Мышкин, и все закивали.

– Внимание.

– Следим за временем. Двенадцать минут. Двенадцать минут – это наш максимум, если хотим их сделать, – продолжал беспокоиться Леша.

– Марш.

Свисток разрезал ледяной воздух, и толпа рванула. Рванул и Мышкин. Он знал: три километра – это мало, всё закончится очень быстро, и надо поднажать, очень поднажать. Соперники спешили, шумно дышали и задирали ноги, и спустя пять минут Лешин прогноз сбылся: на морозе они начали задыхаться и отставать.

Девятый «А» бежал ровно, растянувшись нестройной линией. Леша поглядывал на одноклассников: пыхтят, дышат носом. Он махнул рукой: ускоряемся – и, попав кроссовкой в лужу с тонкой корочкой льда, устремился вперед.

Вскоре к нему присоединился Анохин. Щеки Никиты, обычно бледные, на холоде стали похожи на два ярко-розовых пятна.

– Плохо дело, – сказал он, – там Сеня. В конце. Видел?

– Ну, он бежал вроде, – неуверенно сказал Леша.

Он обернулся, и худшие опасения подтвердились. На некотором расстоянии от бегущих шел, держась за левый бок, увалень Сеня. Его круглое лицо стало пунцовым, шапка съехала набекрень, он часто-часто дышал и даже, как показалось Леше, постанывал.

Снизив скорость, Мышкин заглянул в айфон: расстояние – один километр двести метров.

– Только километр прошли, – в подтверждение прошептал Анохин. – Он не добежит.

Леша еще раз обернулся: Сеня шел, едва волоча ноги.