Инсептер - Страница 41

– Ну Николай Николаич… – простонал Никита.

– А еще, – Витсель улыбнулся. – Я, кажется, должен придумать наказание за вашу выходку в баре. На следующей неделе будете разбирать наши архивы. Там уже давно пора навести порядок.

Лея подавила победный смешок, и у Леши разом упало настроение. Копаться с бумажках, когда другие столкнуться с настоящей опасностью? Ну уж нет, спасибо!

– Подожди тосковать, Мышкин, – прошептал Никита. – Если есть поезд Нуэва Барселона – Нуэва Жирона, значит эти города всё-таки связаны, а значит…

– Связаны и их инсептеры, – закончил за него Леша.

Dieciseis/ Дьесисейс

Леша чихнул, склонившись над тяжеленным фолиантом, и протер слезящиеся глаза. Дурацкая аллергия.

– Ничего про Нуэва Барселону, – Никита грохнул ящиком с карточками. – Ни-че-го!

– Погоди, кое-что нашел, – Леша снял с полки тяжелую папку и начал перелистывать. Папка пахла сыростью, кажется, ее давно уже никто не брал в руки. Половина напечатанных букв выцвела.

– Что там? – Анохин нетерпеливо заглянул Леше через плечо.

– Вот, – прочитал Леша. – Нуэва (Новая) Жирона. Предположительно, маленькое поселение на севере Эскритьерры. Инсептер – Вениамин Быков. Вот, смотри, смотри дальше! Нуэва (Новая) Барселона. Инсептер – Иван Сидоренко. Вне з.д. м.ак. Обращаться – Спб. Никит, что это значит?

– Вне зоны доступа московских акабадоров. Обращаться – Санкт-Петербург.

– Серьезно? Санкт-Петербург? – присвистнул Леша. – Опять Санкт-Петербург?

– Мы ходим по кругу, – вздохнул Никита, – нам еще в баре «Стрелка» сказали, что тот, кто нам нужен, в Питере. И что мы выясняем сейчас? Он по-прежнему в Питере! А мы здесь!

– Теперь мы хотя бы знаем имя. Может ли быть в питерских архивах что-нибудь о Нуэва Барселоне?

– Возможно, – ответил Никита. – Эх, жаль, их никто не собирается оцифровывать.

Мышкин чихнул в знак согласия. Они торчали в архивах третью неделю. Каждый день после учебы разгребали в университетских подвалах тонны книг, папок, карт Эскритьерры. Привести в порядок завалы оказалось непросто. Витсель за исполнением наказания следил строго, и времени на другие дела просто не оставалось. Учеба – архив – акабадорские лекции – короткий сон. Леша приходил в общежитие и падал без сил. Зато об Эскритьерре на акабадорских лекциях он узнал много нового и интересного. Например, что по соглашению инсептеров нельзя создавать города, где будет эпоха позже XIX века, но почти все эскриты это правило нарушают. Именно поэтому в «Докторе Живаго» Леша видел полицейских и других странных личностей.

– Слушай, – вспомнив про полицейских, Леша перевел разговор на другую тему, – а что будет, если нас ночью кто-то увидит? Полиция там? Как объяснить, что ты ночью в метро забыл? Нами вообще какие-нибудь органы интересовались?

– А то, – хмыкнул Анохин. – Об этом никто не говорит вслух, но акабадоры под защитой спецслужб. В России по крайней мере. Мы поддерживаем мировой баланс. А если полиция ночью поймает, это просто – спрашивай капитана Коломийца.

– А кто это?

– Капитан полиции, акабадор. В каком бы отделении ты ни оказался, там есть наши.

– Ага, – рассеянно кивнул Леша.

Внимание Мышкина кое-то привлекло. Он схватил с полки одну из папок, потрогал распухший корешок.

– Поставь обратно, – буркнул Анохин. – Я час их по алфавиту расставлял. Все сто двадцать.

– Тут же, – Леша вопросительно посмотрел на напарника, – сведения обо всех московских династиях инсептеров?

– Да, умник, – отозвался Анохин.

– Значит, – Леша кинулся перебирать папки, – тут есть и что-то про меня!

– Ох, не хотел я этого, не хотел, – Анохин устало вздохнул. – Ладно…

– К – Князь.

Леша взял папку – черную, обычную офисную папку. С белой липучкой на корешке и фломастером выведенной фамилией. С потрепанными бумагами в файлах.

У него всегда был только отец, а ведь Леше так хотелось нормальную семью! Чтобы с дедушками, бабушками, тетями, надоедливыми двоюродными братьями и сестрами, с поездками к родственникам по выходным. Чтобы вздыхать: «Ну мы же семья!» Чтобы как у всех. И вот – от семьи его отделяет только черная папка.

– А вдруг кто-то жив? – Леша в надежде посмотрел на Никиту. – Отец говорил, что все наши родственники умерли, но ведь он так часто лгал!

– Открой.

Лешины пальцы скользнули по прозрачному файлу. Обычные листки, где напечатаны имена. Никакой тайны. Никакой магии.

«Инсептеры Князь (Мышкины). Скорее всего, получили укол эскритских чернил в 1722 году, когда в Москве появились первые испанские посольства. До XX века сведений нет.

Первый известный инсептер – Мышкин (Князь) Василий Дмитриевич, 1891–1969, участник Революции 1917 года…»

Леша читал и другие имена – Степанова Алевтина Васильевна, Рогожина Нина Васильевна… Мышкин (Князь) Петр Алексеевич.

– Они, – Леша сглотнул комок в горле, – все умерли. Все.

– Мне жаль, – Никита похлопал друга по плечу. – Прости, я видел. Не хотел тебя расстраивать. Ты плачешь, что ли?

Леша отбросил папку. Несколько белых листочков выпали из файлов и теперь валялись на пыльном земляном полу.

– Аллергия, – он потер зудящие красные глаза.

Дурацкая, дурацкая аллергия. Не хватало еще, чтобы Анохин подумал, что он ревет. Просто… Вот так, в одну секунду надеешься обрести семью, и черная папка в пыльном холодном архиве сообщает, что все твои родственники мертвы. Что никто не дожил до твоего рождения. Что семьи у тебя как не было, так и нет.

– Пошли, – вздохнул Никита. – Подумаем, почему все дороги ведут в Питер.